Поэты чистого искусства
Поэты чистого искусства Картина русской литературной жизни 3050-х гг. была бы неполна, если бы мы не учли существований поэзии так наз. чистого искусства. Под этим условным наименованием может быть объединено творчество тех поэтов, которые защищали идеологию консервативной части помещичьего класса. Группу эту возглавляли Тютчев и молодой Фет, в ней деятельно участвовали А. Майков (первое издание его стихотворений 1842), Н. Щербина, (Греческие стихотворения, Одесса, 1850; Стихотворения, 2 тт., 1857) и др. Несомненным предшественником этой линии в русской поэзии был Жуковский, в некоторых мотивах Пушкин (период ухода в теорию самоцельного искусства 18271830) и Баратынский. Однако ни у Пушкина, ни у Баратынского мотивы чистого искусства не получили такого всестороннего развития, как в последующую пору русской поэзии, что с несомненностью объяснялось усугубившимся разложением питавшего их класса. Нетрудно установить дворянское происхождение этой поэзии: симпатии к усадьбе, любование ее природой, безмятежным бытом ее владельца лейтмотивом проходят через все творчество любого из этих поэтов. Одновременно для всех этих поэтов типично полное равнодушие к господствовавшим в тогдашней общественной жизни революционным и либеральным тенденциям. Глубоко закономерен тот факт, что в их произведениях мы не найдем ни одной из популярных в 4050-х гг. тем обличение феодально-полицейского режима в различных его сторонах, борьба с крепостным правом, защита эмансипации женщин, проблема лишних людей и т. п. не интересуют этих поэтов, занятых так наз. вечными темами любованием природой, изображением любви, подражанием древним и т. д. Но безучастные к начинаниям либералов и революционеров, они охотно выходили из сферы своего уединения затем, чтобы высказаться в неизменно консервативном и реакционном духе по важным проблемам текущей жизни, угрожавшим жизни их класса (ср. осуждающее послание Тютчева по адресу декабристов и фимиам.
Ф. И. Тютчев - поэт поистине “чистого”, светлого искусства. Его поэтическое слово воплотило в себе неисчерпаемое богатство художественного смысла, оно полно глубокого философствования, размышлений о сущности бытия. На протяжении всего творческого пути поэт не утратил свойственного ему мирового, космического, вселенского духа.
Хотя основной фонд наследия поэта - это всего лишь чуть меньше двухсот лаконичных стихотворений (если не принимать во внимание юношеские стихи, переводы, стихи на случай и стихи, продиктованные поэтом во время тяжелой предсмертной болезни), его лирика вот уже более века остается актуальной и интересной. Столетие назад великий русский поэт А. А. Фет с полным правом сказал о собрании тютчевских стихотворений:
Тютчев Федор Иванович (1803 - 1873)
Тютчев Фёдор Иванович (1803–1873), русский поэт, дипломат, член-корреспондент Петербургской АН с 1857 г. Родился 23 ноября (5 декабря) 1803 в усадьбе Овстуг Брянского уезда Орловской губ. в стародворянской семье. Детство Тютчева прошло в усадьбе Овстуг, в Москве и подмосковном имении Троицкое. В семье царил патриархальный помещичий быт. Фёдор Тютчев, рано проявивший способность к учению, получил хорошее домашнее образование. Его воспитателем был поэт и переводчик С.Е. Раич (1792–1855), познакомивший Тютчева с произведениями античности и классической итальянской литературы. В 12 лет будущий поэт под руководством своего наставника переводил Горация и писал в подражание ему оды. За оду «На новый 1816 год» в 1818 был удостоен звания сотрудника «Общества любителей российской словесности». В «Трудах» Общества в 1819 состоялась его первая публикация – вольное переложение «Послания Горация к Меценату».
В 1819 Фёдор Тютчев поступил на словесное отделение Московского университета. В годы учебы сблизился с М. Погодиным, С. Шевыревым, В. Одоевским. В это время начали формироваться его славянофильские взгляды. Будучи студентом, Тютчев писал и стихи. В 1821 окончил университет и получил место в Коллегии иностранных дел в Петербурге, в 1822 был назначен сверхштатным чиновником русской дипломатической миссии в Мюнхене.
В Мюнхене Тютчев как дипломат, аристократ и литератор оказался в центре культурной жизни одного из крупнейших городов Европы. Изучал романтическую поэзию и немецкую философию, сблизился с Ф. Шеллингом, подружился с Г. Гейне. Перевел на русский язык стихотворения Г. Гейне (первым из русских поэтов), Ф. Шиллера, И. Гете и других немецких поэтов. Собственные стихи Фёдор Тютчев печатал в российском журнале «Галатея» и альманахе «Северная лира».
В 1820–1830-е годы были написаны шедевры философской лирики Тютчева «Silentium!» (1830), «Не то, что мните вы, природа...» (1836), «О чем ты воешь, ветр ночной?..» (1836) и др. В стихах о природе была очевидна главная особенность творчества Фёдора Тютчева на эту тему: единство изображения природы и мысли о ней, философско-символический смысл пейзажа, очеловеченность, одухотворенность природы.
В 1836 в пушкинском журнале «Современник» по рекомендации П. Вяземского и В. Жуковского была опубликована за подписью Ф.Т. подборка из 24 стихотворений Тютчева под названием «Стихи, присланные из Германии». Эта публикация стала этапной в его литературной судьбе, принесла ему известность. На гибель Пушкина Тютчев откликнулся пророческими строками: «Тебя ж, как первую любовь, / России сердце не забудет» (29-е января 1837).
В 1826 Тютчев женился на Э. Петерсон, затем пережил роман с А. Лерхенфельд (ей посвящено несколько стихотворений, в числе которых знаменитый романс «Я встретил вас – и все былое...» (1870). Роман с Э. Дернберг оказался настолько скандальным, что Тютчев был переведен из Мюнхена в Турин. Тютчев тяжело пережил смерть жены (1838), но вскоре вновь женился – на Дернберг, самовольно выехав для венчания в Швейцарию. За это был уволен с дипломатической службы и лишен звания камергера.
В течение нескольких лет Тютчев оставался в Германии, в 1844 вернулся в Россию. С 1843 выступал со статьями панславистского направления «Россия и Германия», «Россия и Революция», «Папство и римский вопрос», работал над книгой «Россия и Запад». Писал о необходимости восточноевропейского союза во главе с Россией и о том, что именно противостояние России и Революции определит судьбу человечества. Считал, что русское царство должно простираться «от Нила до Невы, от Эльбы до Китая».
Политические взгляды Тютчева вызвали одобрение императора Николая I. Автору было возвращено звание камергера, в 1848 он получил должность при министерстве иностранных дел в Петербурге, в 1858 был назначен председателем Комитета иностранной цензуры. В Петербурге Тютчев сразу же стал заметной фигурой в общественной жизни. Современники отмечали его блестящий ум, юмор, талант собеседника. Его эпиграммы, остроты и афоризмы были у всех на слуху. К этому времени относится и подъем поэтического творчества Фёдора Тютчева. В 1850 в журнале «Современник» была воспроизведена подборка стихов Тютчева, некогда опубликованных Пушкиным, и напечатана статья Н. Некрасова, в которой он причислил эти стихи к блестящим явлениям русской поэзии, поставил Тютчева в один ряд с Пушкиным и Лермонтовым. В 1854 в приложении к «Современнику» было опубликовано 92 стихотворения Тютчева, а затем по инициативе И. Тургенева был издан его первый поэтический сборник. Славу Тютчева подтвердили многие его современники – Тургенев, А. Фет, А. Дружинин, С. Аксаков, А. Григорьев и др. Л. Толстой называл Тютчева «одним из тех несчастных людей, которые неизмеримо выше толпы, среди которой живут, и потому всегда одиноки».
Поэзия Тютчева определялась исследователями как философская лирика, в которой, по словам Тургенева, мысль «никогда не является читателю нагою и отвлеченною, но всегда сливается с образом, взятым из мира души или природы, проникается им, и сама его проникает нераздельно и неразрывно». В полной мере эта особенность его лирики сказалась в стихах «Видение» (1829), «Как океан объемлет шар земной...» (1830), «День и ночь» (1839) и др.
Славянофильские взгляды Фёдора Тютчева продолжали укрепляться, хотя после поражения России в Крымской войне он стал видеть задачу славянства не в политическом, а в духовном объединении. Суть своего понимания России поэт выразил в стихотворении «Умом Россию не понять...» (1866). Несмотря на эти взгляды, образ жизни Тютчева был исключительно европейским: он вращался в обществе, живо реагировал на политические события, не любил деревенской жизни, не придавал большого значения православным обрядам.
Как и всю свою жизнь, в зрелые годы Тютчев был полон страстей. В 1850, будучи женатым человеком и отцом семейства, влюбился в 24-летнюю Е. Денисьеву, почти ровесницу своих дочерей. Открытая связь между ними, во время которой Тютчев не оставлял семью, продолжалась 14 лет, у них родилось трое детей. Общество восприняло это как скандал, от Денисьевой отрекся отец, ее перестали принимать в свете. Все это привело Денисьеву к тяжелому нервному расстройству, а в 1864 она умерла от туберкулеза. Потрясение от смерти любимой женщины привело Тютчева к созданию «денисьевского цикла» – вершины его любовной лирики. В него вошли стихи «О, как убийственно мы любим...» (1851), «Я очи знал, – о, эти очи!..» (1852), «Последняя любовь» (1851–1854), «Есть и в моем страдальческом застое...» (1865), «Накануне годовщины 4 августа 1865 г.» (1865) и др. Любовь, воспетая в этих стихах Тютчева как высшее, что дано человеку Богом, как «и блаженство, и безнадежность», стала для поэта символом человеческой жизни вообще – муки и восторга, надежды и отчаяния, непрочности того единственного, что доступно человеку, – земного счастья. В «денисьевском цикле» любовь предстает как «роковое слиянье и поединок роковой» двух сердец.
После смерти Денисьевой, в которой он винил себя, Тютчев уехал к семье за границу. Год провел в Женеве и Ницце, а по возвращении (1865) в Россию ему пришлось пережить смерть двоих детей от Денисьевой, затем матери. За этими трагедиями последовали смерти еще одного сына, единственного брата, дочери. Ужас подступающей смерти выразился в стихотворении «Брат, столько лет сопутствовавший мне...» (1870). В строках этого стихотворения поэт предчувствовал свою «роковую очередь».
Поэзия
Стихи Тютчев начал писать еще подростком, но выступал в печати редко и не был замечен ни критикой, ни читателями. Настоящий дебют поэта состоялся в 1836 году: тетрадь стихотворений Тютчева, переправленная из Германии, попадает в руки А. С. Пушкина, и тот, приняв тютчевские стихи с изумлением и восторгом, опубликовал их в своем журнале “Современник”. Однако признание и известность приходят к Тютчеву гораздо позднее, после его возвращения на родину, в 50-х годах, когда о поэте восхищенно отозвались Некрасов, Тургенев, Фет, Чернышевский и когда вышел отдельный сборник его стихотворений (1854 г.). И все же Тютчев не стал профессиональным литератором, до конца жизни оставаясь на государственной службе.
Гениальный художник, глубокий мыслитель, тонкий психолог- таким предстает Тютчев в своих произведениях. Темы его стихотворений вечны: смысл бытия человеческого, природа, связь человека с ней, любовь. Эмоциональная окраска большинства тютчевских стихотворений определяется его мятущимся, трагическим мироощущением:
И сею кровью благородной
Ты жажду чести утолил -
И осененный опочил
Хоругвью горести народной.
Вражду твою пусть
Тот рассудит,
Кто слышит пролитую кровь...
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет!.. Или:
В разлуке есть высокое значенье:
Как ни люби, хоть день один, хоть век,
Любовь есть сон, а сон - одно мгновенье.
Й рано ль, поздно ль пробужденье,
А должен наконец проснуться человек...
Как жесточайшее бедствие и тяжкий грех ощущал поэт самовластие человеческого “я”, проявление индивидуализма, холодного и разрушительного. Иллюзорность, призрачность, хрупкость человеческого существования постоянно тревожат поэта. В стихотворении “Смотри, как на речном просторе...” человека он сравнивает с тающими льдинами:
Все вместе-малые, большие,
Утратив прежний образ свой,
Все - безразличны, как стихия,-
Сольются с бездной роковой!..
В последние годы своей жизни, образ всепоглощающей бездны снова возникает в стихотворении поэта “От жизни той, что бушевала здесь...”
В отношении к природе Тютчев являет читателю две позиции: бытийную, созерцательную, воспринимающую окружающий мир с помощью органов чувств, и духовную, мыслящую, стремящуюся за видимым покровом угадать великую тайну природы.
Тютчев-созерцатель создает такие лирические шедевры, как “Весенняя гроза”, “Есть в осени первоначальной...”, “Чародейкою Зимою...” и множество подобных, коротких, но прелестных образных пейзажей. Тютчев-мыслитель видит в природе неисчерпаемый источник для размышлений и обобщений космического порядка. Так родились стихи “Волна и дума”, “Фонтан”, “День и ночь”.
Радость бытия, счастливое согласие с природой, безмятежное упоение ею характерны для стихотворений поэта о весне:
Еще земли печален вид,
А воздух уж вескою дышит,
И мертвый в поле стебль колышет,
И елей ветви шевелит.
Еще природа не проснулась,
Но сквозь редеющего сна
Весну послышала она
И ей невольно улыбнулась...
Воспевая весну, Тютчев неизменно радуется редкой возможности ощутить полноту жизни. Он противопоставляет райское блаженство красоте весенней природы:
Что пред тобой утеха рая,
Пора любви, пора весны,
Цветущее блаженство мая,
Румяный цвет, златые сны?..
На лирических пейзажах Тютчева лежит особенная печать, которая отражает свойства его души. Поэтому его образы необычны, поражают своей новизной. У него ветви докучные, земля принахмурилась, звезды беседуют между собой тихомолком, день скудеющий, радуга изнемогает. Природа то восхищает, то пугает поэта. Иногда она предстает трагичной неизбежностью катаклизмов:
Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных
Все зримое опять покроют воды,
Божий лик изобразится в них!
Но в своих сомнениях и опасениях, поисках поэт приходит к тому, что человек не всегда в разладе с природой, он равен ей:
Связан, соединен от века
Союзом кровного родства
Разумный гений человека
С творящей силой естества...
Скажи заветное он слово -
И миром новым естество
Поэзия Тютчева - поэзия глубокой и бесстрашной мысли. Но мысль у Тютчева неизменно слита с образом, передана точными и смелыми, необычайно выразительными красками.
В стихотворениях Тютчева много изящества, пластики, в них есть, по выражению Добролюбова, и “знойная страстность” и “суровая энергия”. Они очень цельны, закончены: при чтении их возникает впечатление, что они созданы мгновенно, единым порывом. Несмотря на скептические ноты в поэзии Тютчева, подчас утверждающего, что вся деятельность человека - “подвиг бесполезный”, большинство его произведений наполнены молодостью, неистребимым жизнелюбием.
Искусство как социальное явление
Реферат >> Культура и искусствоВключенности в систему общественных связей. “Искусство для искусства ”, или “чистое искусство ”, – эстетическая концепция, утверждающая... чисто утилитарные предметы (стол, люстру), человек заботится и о пользе, удобстве, и о красоте. Именно поэтому искусство ...
Искусство древнего Египта (8)
Реферат >> Культура и искусствоБыли обязаны следовать установившимся канонам. Поэтому в искусстве рабовладельческого Египта сохранялся и ряд условностей... . Иногда идея божественности фараона передавалась чисто внешними средствами: царь изображался вместе...
Искусство , его происхождение и сущность
Реферат >> Культура и искусствоЖизни, на пути «чистого искусства» , лишенного реального содержания, приводит... которым обращается искусство . Говоря о литературе прошлого столетия, поэт
В середине XIX столетия в русской культуре определились два
различных отношения к искусству вообще.
Революционные демократы ждали от искусства прежде всего
гражданской направленности: непосредственного участия в общественно-
политической борьбе, отражения наиболее наболевших
вопросов времени. Все, что находилось вне сферы общественных
интересов, считалось пошлостью, в том числе и «чистая» поэзия.
Крайнюю точку зрения на предназначение искусства высказал
Некрасов в известной формулировке: «Поэтом можешь ты не быть,
но гражданином быть обязан».
В противоположность теории искусства общественного служения
сложилась теория «чистого искусства». Согласно этой теории, искусство
должно быть свободным («чистым») от общественной жизни:
поэту нужно создавать чистые возвышенные образы, отражающие
мир интимных переживаний. Краткая формула «чистого искусства»:
«искусство - для искусства». Ф Тютчев и А. Фет - поэты «чистого
искусства».
Теория «чистого искусства», в поэзии А. А. Фета, Ф. И. Тютчева
Определение «чистое искусство» сложилось в русской критике как отрицательное в 40-50-х годах. Еще о Жуковском и Батюшкове так говорить было нельзя. Чувствовалась большая содержательность их поэзии, позитивные достоинства ее формы. Позднее, по недоразумению и в связи с назойливым подчеркиванием идеологического «консерватизма» Жуковского, это уничижительное определение расползлось и на него как на поэта.В 40-50-х годах ярко заявляет о себе поэтическое творчество А.А. Фета, Ф.И. Тютчева как своеобразная реакция на демократические ориентации, которые шли от Некрасова и Белинского.
Оба поэта - Фет и Тютчев - были вне укреплявшегося направления в литературе, закладывали ее новую родословную. Их начинания были подхвачены А.Н. Майковым, Я.П. Полонским, А.К. Толстым. Поэты этой группы искренне полагали, что поэзия должна говорить о вечном свободно, без принуждения. Никакой теории над собой они не признавали
Объединяясь на некоторых общих принципах, поэты «чистого искусства», однако, во многом различались между собой.
А.А. Фет оказался трудным для объяснения явлением русской поэзии как для современной критики, так и для последующего литературоведения. Демократическая общественность осуждала его уход от злободневных социальных вопросов, за чрезмерно камерный характер его поэзии. Не улавливались тонкости его наблюдений и поэтического и художественного мастерства.
Он сложен и противоречив еще и в следующем отношении: чрезвычайно большой разрыв был между Фетом - тонким лириком и Шеншиным - человеком.
Фет позволял себе бравировать парадоксами: «Художественное произведение, в котором есть смысл, для меня не существует». «В нашем деле истинная чепуха и есть истинная правда». «Моя муза не лепечет ничего, кроме нелепостей». Поэтому-то Д.И. Писарев платил ему тем же и начисто в своих статьях перечеркивал хоть какое-нибудь значение Фета-стихотворца.
Суровый враг «мотыльковой поэзии» М.Е. Салтыков-Щедрин писал, что большая часть стихотворений Фета «дышит самою искреннею свежестью», она «покоряет себе сердца читателей», романсы на стихи Фета «распевает чуть ли не вся Россия». И опять с трезвой точностью говорится о неровном качестве стихов, о том, что «тесен, однообразен и ограничен» мир Фета, хотя и мало кто сравнится с ним в «благоухающей свежести».
Добролюбов, говоря о Фете как о мастере «улавливать мимолетные впечатления», в сущности, ставил уже проблему импрессионизма Фета, до сих пор удовлетворительно никем из ученых не проясненную.
Есть три позиции в объяснении Фета.
Первая: мы хотим знать только «хорошего» Фета, крупнейшего лирика, и ни до чего другого Фет и Шеншин, поэт и делец, и хотя шеншин часто мешал Фету, эти помехи надо игнорировать как чисто эмпирические обстоятельства, как недоразумения частной жизни, будничную суету, не стоящую внимания. И, наконец, третья позиция: имеются диалектические связи между Фетом и Шеншиным, между благоухающим лириком и воинствующим консерватором. Нас должна интересовать диалектика связей между жизнью и убеждениями Фета, с одной стороны, и его «чистой» лирикой - с другой.Подлинную диалектику надо искать не в уродливых связях - соотношениях Фета с Шеншиным, величайшего лирика с корыстолюбивым помещиком - этот путь ложный и непродуктивный. Связи могут быть только между фетовским поэтическим миром и беспредельным миром общечеловеческой жизни, жизни природы, общества. Подлинная правда Фета сформулирована им самим в одной из статей 1867 года: «Только человек и только он один во всем мироздании чувствует потребность спрашивать: что такое окружающая его природа? откуда все это? что такое он сам? откуда? куда? зачем? И чем выше человек, чем могущественнее его нравственная природа, тем искреннее возникают в нем эти вопросы».
Фет проповедует не узость, а наблюдательность. Конечно, в мире есть не только это, но и это есть. Все существует для человека. Внутренний человек - мера всех вещей. Он вправе выбирать. Процитируем еще стихотворение «Добро и зло»:
Фет не задается «космическими» проблемами человеческого бытия. Мир Фета - абсолютно посюсторонний, не касается ничего мистического, судеб мироздания. В земной жизни, в человеке отобрана своя сфера мимолетных впечатлений и чувствований. Этим своим «импрессионизмом» Фет и мог понравиться модернистам, символистам в конце XIX века.
А. А. Фет. Своеобразие личности поэта и его творчества.
Слово учителя: На прошлом занятии мы говорили о поэзии Ф.И. Тютчева, анализировали стихотворения. В чем заключается своеобразие лирики поэта?
Ответы учащихся: Поэзия Тютчева заключает в себе узнавание мира, новизну “открытий” бесконечно многообразного бытия: поэт призывает смотреть и слушать мир.
Поэт стремился ответить на вопросы что такое Вселенная и Земля, каковы тайны рождения и смерти, первородных стихий и сил бытия, в чем глубинный смысл Времени, Пространства, Движения. Какое место занимает человек в мире, в чем его судьба.
Поэзия Ф.И. Тютчева философская, мудрая!
Поэта интересовали только “вечные” вопросы, темы, которые всегда волновали человечество, и сто, и триста, и тысячу лет назад…
Слово учителя: Вы абсолютно правы! Именно, как вы сказали, “вечные” темы занимали Ф.И. Тютчева – философа. Сегодня мы познакомимся с творчеством другого поэта, который так же, как и Федор Иванович, считал, что поэзия та область, где нет места сиюминутному, временному, природа, любовь, красота – вот что должна воспевать лирика!
“Я никогда не мог понять, чтобы искусство интересовалось чем-либо помимо красоты”, – говорил великий русский поэт Афанасий Афанасьевич Фет. По его мнению, “поэзия тем еще прекрасна, что способна увести человека из мира страданий в мир высокого, единственно возможного счастья…” Данное отношение к искусству соответствовало философским взглядам А. Шопенгауэра, чьи труды Фет переводил, и воззрениям некоторых других немецких философов.
„Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины…“
„Kunst ist uns gegeben, um von der Wahrheit zu sterben...“
Ф.Ницше
Афанасий Афанасьевич Фет, конечно, согласился бы с этим высказыванием, которое абсолютно выражает мнение самого поэта о предназначении искусства: “ Мы постоянно искали в поэзии единственного убежища от всяких житейских скорбей…”
Итак, искусство – “убежище от житейских скорбей”, именно поэтому оно не должно касаться ничтожных, тягостных житейских вопросов!
Фет неизменно четко различал поэзию и науку, поэзию и жизнь, жизнь и красоту жизни: “Насколько в деле свободных искусств я мало ценю разум в сравнении с вдохновением, настолько в практической жизни требую разумных оснований, подкрепленных опытом”. В реальной жизни Афанасий Афанасьевич был чрезвычайно практичным, волевым и целеустремленным человеком. Друзья Фета нередко подтрунивали над прозаической внешностью поэта и его пристрастием к земным благам. Так, например, в декабре 1876 г. Л.Н. Толстой, высоко оценив стихотворение “Среди звезд”, с его “философски поэтическим характером”, вставляет в свое письмо к Фету шутливое замечание: “Хорошо тоже, что заметила жена, что на том же листке, на котором написано это стихотворение, излиты чувства скорби о том, что керосин стал стоить 12 копеек. Это побочный, но верный признак поэта”.
Вопрос учителя: Может быть, эта двойственность характера явилась порождением тех испытаний, которые выпали на его долю?
Работа по карточкам, заранее подготовленным учащимися.
…Мать будущего поэта, Каролина Шарлота Фет, в 1820 году уехала из Германии с Афанасием Неофитовичем Шеншиным. Вскоре родился Афанасий, которого А.Н. Шеншин усыновляет. Отец Шарлоты Карл Беккер пишет гневное письмо Шеншину, из которого ясно, что отец будущего поэта не Шеншин, а Иоганн Фет – чиновник, служивший в суде Дармштадта. По этим причинам в январе 1835 г. Орловская духовная консистория отлучила будущего поэта от рода Шеншиных. Отнята была и фамилия. В 14 лет он становится гессен – дармштадским подданным и получает фамилию настоящего отца. Все случившееся Фет пережил как трагедию. Он ставит цель вернуться в дворянское лоно Шеншиных и с фантастическим упорством добивается ее: с 1873 г. Фет по разрешению Александра II становится Шеншиным. Движение к цели стоило многих жертв. Одна из них– любовь. Полюбив дочь бедного херсонского помещика Марию Лазич, Фет, однако, решает расстаться с ней, потому что сам он был стеснен в средствах. В браке он видит и существенное препятствие в продвижении по службе, на которую поступил с единственной целью: вернуть утраченное дворянство. Живя для будущего, Фет приносит в жертву настоящее. Когда он достигнет всех высот благополучия, станет рваться из счастливого настоящего в прошлое, в котором осталась его возлюбленная. Преодолевая эту мучительную раздвоенность, Фет создает цикл исповедальных стихотворений, посвященных Марии…
Поэзия красоты, поэзия музыки.
Во многих стихотворениях А.А.Фета речь идет о единстве, взаимопроникновении явлений природы и человеческих ощущений.
Учитель читает стихотворение “Шепот, робкое дыханье”.
Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья,Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря!..
В чем своеобразие этого стихотворения?
Ответы учащихся: Здесь нет ни одного глагола.
Слово учителя:
Верно, стихотворение построено на одних назывных
предложениях. Только предметы и явления, которые называются одно за другим:
шепот – робкое дыханье – трели соловья…
При этом можно ли назвать стихотворение сугубо вещественным, предметным?
Ответы учащихся:
Наверное, не совсем…
Нет. Оно возвышенное, загадочное. Здесь речь идет о чувствах.
Слово учителя: Правильно! Предметы в этом стихотворении существуют не сами по себе, а как знаки чувств и состояний. Называя ту или иную вещь, поэт вызывает у читателя не прямое представление о ней, а те ассоциации, которые привычно могут быть с ней связаны.
Как вы понимаете следующие строки: “В дымных тучках пурпур розы, отблеск янтаря”? Речь идет о розах, янтаре?
Ответы учащихся: Нет! Так поэт описывает краски зари. Это – метафора!
Серебро сонного ручья – тоже метафора!
Конечно! Какую картину вы представляете себе?
Ответы учащихся: Ночь на исходе: соловьи уже поют, но луна еще отражается в воде. Незадолго до рассвета двое, скорее всего двое, сидят у ручья: Ряд волшебных изменений милого лица. Кто-то с умилением и даже восторгом глядит на предмет своего обожания…
А может быть, незаметно пролетела ночь, но ОНИ этого не заметили, поглощенные друг другом и своим чувством.
Значит, за предметами и явлениями вы увидели чувство? Чувство тончайшее, словами не выразимое, невыразимо сильное! Так о любви до Фета никто не писал. Это стихотворение подлинно новаторское: такую поэтическую манеру Фета иногда называют импрессионистской (от фр. слова “впечатление”).
Слово учителя: У А.А. Фета есть ряд стихотворений о назначении поэзии, ее могуществе, ее способности переплавить страдание в радость, остановить время. К ним относится и стихотворение “Одним толчком согнать ладью живую…”, написанное 28 октября1887 г.
Одним толчком согнать ладью живую
С наглаженных оливами песков,
Одной волной подняться в жизнь иную,
Учуять ветр с цветущих берегов,Тоскливый сон прервать единым звуком,
Упиться вдруг неведомым, родным,
Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам,
Чужое вмиг почувствовать своим,Шепнуть о том, пред чем язык немеет,
Усилить бой бестрепетных сердец –
Вот чем певец лишь избранный владеет,
Вот в чем его и признак, и венец!
Вопрос учителя: В чем своеобразие композиции данного стихотворения?
Ответы учащихся: Оно состоит из трех четверостиший. Здесь много глаголов в неопределенной форме. Десять. Они сменяют друг друга.
Весь текст – одно предложение!
Слово учителя: Совершенно верно! Одно предложение, но сложность синтаксической конструкции малозаметна благодаря членению на стихотворные строки, благодаря синтаксическим параллелизмам строк: как вы заметили, десять инфинитивов, сменяющих друг друга. Этот прием передает лирическое напряжение.
Что еще передает в стихотворении лирическое напряжение?
Ответы учащихся: Анафоры: “Одним толчком…” – “Одной волной…”; “Вот в чем…” – “Вот в чем…”
Да. А с чем связано лирическое напряжение?
Ответы учащихся: Поэт говорит о неудержимом стремлении к чему-то высокому, недоступному.
Вы сейчас назвали анафоры. Посмотрите внимательно, может быть, эти речевые фигуры помогут нам определить, сколько смысловых частей имеет стихотворение?
Наверное, в стихотворении можно выделить две смысловые части.
Слово учителя : Совершенно верно! Первые восемь строк – цепь образов-описаний пейзажа, внутренней жизни человека, объединенных мотивом резкого, внезапного изменения. Это изменение радостно, мир наполняется движением, чувства обострены. Поразительно преображение внутреннего мира: открывается “неведомое, родное” (то есть родное до этого преображения было неведомым), “тайные муки” обретают сладость, “чужое” “чувствуется” как “свое”.
Субстантивированные прилагательные среднего рода в этом стихотворении:
“неведомое”, “родное”, “чужое”, “свое” – напоминают о Жуковском, его программном
фрагменте “Невыразимое” (ср. “беспредельное”, “прекрасное”, “ненареченное”,
“милое радостное и скорбное”), также посвященном поэзии, ее возможностям. Только
В.А.Жуковский доказывал, что словами невозможно передать всю сложность бытия,
красоту природы, ее тайны.
Какова точка зрения А.А. Фета?
Ответы учащихся: Вторая часть – последние две строки – указывает на то, что в стихотворении говорится о поэзии, о “певце…избранном”. Первая часть – изображение того, что подвластно поэту. Он может “подняться в жизнь иную”. Неведомое для него становится родным. Чужое горе или чужую радость он воспринимает с необыкновенной чуткостью. Поэт умеет воодушевлять людей.
“Шепнуть о том, пред чем язык немеет” – поэт может высказать все, о чем другие молчат. Молчат оттого, что просто не умеют облечь свои мысли в словесную форму.
Поэт может все!
Слово учителя: Итак, точки зрения Фета и Жуковского не совпадают. По мнению Фета, поэт может найти средства, чтобы выразить самые сокровенные мысли, потаенные чувства.
Стихотворения А.А. Фета хорошо подтверждают родственность лирики – выразительно-изобразительного рода литературы – и музыки. Их ритмическое разнообразие, мелодичность, использование многообразных повторов (столь характерных для музыкальных композиций): анафор и эпифор, синтаксических параллелизмов, звукописи. У поэта есть стихотворения, непосредственно посвященные музыке. Одно из них – “Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…”, написанное 2 августа 1877 г.
Учитель читает стихотворение.
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна – любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна – вся жизнь, что ты одна – любовь,Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
Слово учителя : Стихотворение создано под впечатлением одного музыкального вечера в кругу друзей, пения Т.А. Кузминской – Берс. Таня Берс, основной прототип Наташи Ростовой в романе “Война и мир”, была замечательной музыкантшей и певицей (Татьяна Андреевна – сестра Софьи Андреевны Берс, жены Л.Н.Толстого).
Сияла ночь…
Может ли ночь “сиять”?
Ответы учащихся: Нет. Ночь – темное время суток. Но здесь, наверное, речь идет о кой-то необычной ночи.
Сияла ночь – парадоксально звучащая антитеза.
Вопрос учителя: Как называется стилистическая фигура, антитеза, представленная в виде двух контрастных, антонимичных слов, взаимоисключающих друг друга?
Оксюморон.
Слово учителя: Да. И этот художественный прием автор использует для того, чтобы передать атмосферу этой удивительной, ОДНОЙ ЕДИНСТВЕННОЙ “сияющей” ночи, которая, возможно, изменит всю жизнь лирического героя.
Луной был полон сад…
Мы видим, что последовательность слов в этом предложении нарушена. Перед нами, так называемая, инверсия. Дополнение стоит на первом месте, подлежащее – на последнем. Зачем автор нарушает порядок слов?
Ответы учащихся: Опять же, чтобы подчеркнуть то, что это необычная ночь, лунная, очень светлая.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
Раскрытый рояль, дрожащие струны. Метафорическое значения слов явно вытесняет номинативное (назывное) – рояль тоже имеет душу, сердце!
Музыка оказывает сильное эмоциональное воздействие на слушателей.
Вопрос учителя: Что вы можете сказать о лирической героине этого стихотворения?
Ответы учащихся: Это необыкновенно музыкальная, одаренная девушка, которая умеет пробудить в людях лучшие чувства. Силой своего таланта она преображает не только слушателей, но и окружающую реальность, поэтому ночь становится необыкновенной, “сияющей”.
Слово учителя: Да, верно. Лирическая героиня – земное воплощение красоты жизни, ее высокого звука: “И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя, // Тебя любить, обнять и плакать над тобой”. Важно не просто жить, но жить так, как в эту ночь, “звука не роняя”, и это уже относится к лирическому “Я”.
В этом стихотворении выделены моменты истинного бытия, их немного, в отличие от “томительных скучных” лет. Связь этих моментов оттеняют анафоры, эпифоры и другие повторы. Литература не может непосредственно передать пение, музыку, у нее другой язык. Но то, КАК воздействует музыка на слушателя, именно литература и может передать!
Учитель подводит итог беседы: Сегодня мы читали замечательные стихи А.А. Фета о природе, любви, искусстве, назначении поэта. Времена меняются, но остаются “вечные” вопросы, на которые ответить однозначно невозможно, и оттого они остаются притягательными всегда. Природа, любовь, красота – вот заветные области поэзии “чистого искусства”, искусства, свободного от мирских, сиюминутных проблем.
«Искусство для искусства», «чистое искусство» это сложившееся во Франции в 19 веке условное название ряда эстетических предпочтений и концепций, общий внешний признак которых - утверждение самоценности художественного творчества, независимости искусства от политики, общественных требований, воспитательных задач. По существу же в разных условиях концепции «Искусства для искусства» различны как по социальным и идеологическим истокам, так и по своему объективному смыслу. Часто концепции «Искусства для искусства» являются реакцией на повышенный «утилитаризм» отдельных школ и направлений, на попытки подчинения искусства политической власти или социальной доктрине. В подобных случаях защита оказывается самозащитой искусства от враждебных ему сил, отстаиванием его духовной специфики, его самостоятельности в ряду других форм сознания и деятельности. Стремление создать мир красоты вопреки некрасивой действительности исходит из преувеличенного представления о собственной мощи искусства в преображении жизни и часто приводит к эстетству. Впрочем, в реальной художественной практике провозглашение какого-либо художественного факта «чистым искусством» оказывается, как правило, сознательной или невольной мистификацией, часто прикрытием консервативной и иной непопулярной в данный момент тенденции (например, в России в период либеральной активности 1860-х, когда сторонники «Искусства для искусства» защищали свой общественный консерватизм, прибегая к авторитету А.С.Пушкина).
Стремление к отстаиванию «чистого искусства» наблюдается в воззрениях Древнего Востока, в греко-римской античности (в «александрийской» поэзии, в римской литературе последних веков империи), в период позднего Возрождения - в маньеризме, гонгоризме. Впервые понятие «Искусство для искусства» сформулировано в книге Г.Э.Лессинга «Лаокоон» (1766). Идеи оформляются в определенную теорию в 19 веке, во многом как реакция на крайности утилитаризма Просвещения. Учение И.Канта о практической незаинтересованности «суждения вкуса» (эстетических переживаний), отдельные формулы Ф.Шиллера об искусстве как об «игре» и об эстетической «видимости» (Шиллер Ф. Статьи по эстетике) послужили для романтиков не только подкреплением мыслей о свободе вдохновения, но, абсолютизированные, они стали теоретическим истоком концепции «Искусства для искусства». Век «железный» (Е.А.Баратынский) вызвал и расцвет социального анализа реализма, и ответную деятельность защитных сил искусства как такового. Их односторонность главенствует в эстетической мысли последователей романтизма. Характерное явление - школа «парнасцев» во Франции и ее мэтр Т.Готье (предисловие к роману «Мадемуазель де Мопен», 1835-36); их склонность к совершенной форме, стремление к выразительной пластике словесного изображения приводят к художественному эффекту; но это достигается ценою подчеркнутого игнорирования общественности и социальности. По словам Готье, сила Ш.Бодлера в том, что он «стоял за безусловную свободу искусства, он не допускал для поэзии иной цели, кроме поэзии» (Бодлер Ш. Цветы Зла). Характерное противоречие: защита абсолютной независимости искусства оборачивается фактической несвободой в выборе тем, запретом на гражданские проблемы. Убежденным защитником теории «Искусства для искусства» был О.Уайлд.
Разновидностью «Искусства для искусства» является, в сущности, и современная натуралистическая продукция. Социальная острота, присущая, в частности, лучшим произведениям братьев Гонкур или Г.Флобера, растворяется у эпигонов в самоцельном копировании явлений, причем искусство подчас прямо объявляется исключительным средством наслаждения (в романах Ж.К.Гюисманса). Оплотом «Искусства для искусства» в отрицательном значении этого понятия становятся и разные формы «академизма» в изобразительном искусстве; выступая в защиту вечных норм красоты, они нередко активно противоборствуют воспроизведению современной реальности как «грубой» (борьба «академизма» с «передвижничеством» в России). Формалистические тенденции, встречавшиеся у некоторых представителей раннего символизма (С.Малларме), разрастаются в программы и школы, вроде футуризма и многочисленных последующих форм эстетического экстремизма. Так, некогда прогрессивная концепция самозащиты искусства вырождается в практическую пропаганду его самоликвидации. Становясь все более непопулярными, идеи «Искусства для искусства» в близкую нам эпоху чаще входят лишь составной частью в эстетические построения, выступающие против крайностей социологизма. Идея «Искусства для искусства» неожиданно обнаруживается под покровом борьбы с «интуитивизмом» традиционного искусствознания. Так, формалисты в поэтическом произведении видели лишь «текст», подлежащий разложению на приемы.
«Искусство для искусства» в России
В русском искусстве лозунги «Искусства для искусства» стали по-настоящему воинствующими с 40-50-х 19 века, когда их полемически противопоставили натуральной школе или «гоголевскому направлению». Белинский в статье «Стихотворения М.Лермонтова» (1841) уверял: «Поэзия не имеет никакой цели вне себя, но сама себе есть цель». Позже в статье «Взгляд на русскую литературу 1847» под влиянием либерального окружения он изменил свой взгляд: «Мы тем не менее думаем, что мысль о каком-то чистом, отрешенном искусстве, живущем в своей собственной сфере… есть мысль отвлеченная, мечтательная. Такого искусства никогда и нигде не бывало». Со второй половины 19 века наиболее острым предметом спора явились суждения Пушкина о свободе художника, высказанные в стихотворениях «Поэт» (1827), «Поэт и толпа» (1828), «Поэту» (1830) и др. Противники «гоголевского направления» (А.В.Дружинин, С.С.Дудышкин, П.В.Анненков, отчасти «молодые» славянофилы) абсолютизировали отдельные лирические формулы поэта («Не для житейского волненья…» и т.д.), выдавая их за основной мотив пушкинской эстетики и обходя их конкретно-исторический смысл. Решительно отвергая «Искусство для искусства», Н.Г.Чернышевский и Н.А.Добролюбов в силу известной своей ограниченности, метафизичности и полемической предвзятости не опровергли трактовки произведений Пушкина сторонниками теории «артистизма» и обратили свою критику против самого поэта, признавая его лишь великим мастером формы. Д.И.Писарев довершил низвержение Пушкина и закрепил недоразумение: отождествление собственно программы «Искусства для искусства» , эстетикой ее сути с требованием свободы вдохновения, внутренней независимости художника, а только это и отстаивал Пушкин. К школе «чистого искусства» в русской поэзии 19 века привычно относили ряд поэтов (А.А.Фет, А.Н.Майков отчасти Н.Ф.Щербина в «антологических» стихах), потому что в своей поэзии они иногда демонстративно сторонились политической и гражданской проблематики. Тенденции этой школы в пору общественной реакции 1880-х сказались в поэзии А.Н.Апухтина, А.А.Голенищева-Кутузова, К.М.Фофанова. Но, в отличие от прежней эпохи, подобная поэзия не столько избегала гражданственности, сколько выражала разочарование в иллюзиях «всеобщего блаженства» (говоря словами А.К.Толстого), свойственных умонастроению определенных слоев либеральной интеллигенции; очевидно, она не укладывается в рамки «Искусства для искусства». В литературных школах, возникших вслед за символизмом (эгофутуризм, имажинизм, отчасти акмеизм), идея «Искусства для искусства» себя в сущности исчерпала на русской почве. В.Я.Брюсов, А.Белый и, особенно, А.А.Блок с течением времени все настойчивее утверждали связь поэзии с жизнью общества, хотя и ставили искусство выше любой духовной деятельности.
Картина русской литературной жизни 30-50-х гг. была бы неполна, если бы мы не учли существований поэзии так наз. «чистого искусства». Под этим условным наименованием может быть объединено творчество тех поэтов, которые защищали идеологию консервативной части помещичьего класса. Группу эту возглавляли Тютчев и молодой Фет, в ней деятельно участвовали А. Майков (первое издание его стихотворений - 1842), Н. Щербина, («Греческие стихотворения», Одесса, 1850; «Стихотворения», 2 тт., 1857) и др. Несомненным предшественником этой линии в русской поэзии был Жуковский, в некоторых мотивах Пушкин (период ухода в теорию самоцельного искусства - 1827-1830) и Баратынский. Однако ни у Пушкина, ни у Баратынского мотивы «чистого искусства» не получили такого всестороннего развития, как в последующую пору русской поэзии, что с несомненностью объяснялось усугубившимся разложением питавшего их класса.
Нетрудно установить дворянское происхождение этой поэзии: симпатии к усадьбе, любование ее природой, безмятежным бытом ее владельца лейтмотивом проходят через все творчество любого из этих поэтов. Одновременно для всех этих поэтов типично полное равнодушие к господствовавшим в тогдашней общественной жизни революционным и либеральным тенденциям. Глубоко закономерен тот факт, что в их произведениях мы не найдем ни одной из популярных в 40-50-х гг. тем - обличение феодально-полицейского режима в различных его сторонах, борьба с крепостным правом, защита эмансипации женщин, проблема лишних людей и т. п. не интересуют этих поэтов, занятых так наз. «вечными» темами - любованием природой, изображением любви, подражанием древним и т. д. Но безучастные к начинаниям либералов и революционеров, они охотно выходили из сферы своего уединения затем, чтобы высказаться в неизменно консервативном и реакционном духе по важным проблемам текущей жизни, угрожавшим жизни их класса (ср. осуждающее послание Тютчева по адресу декабристов и фимиам, воскурявшийся Николаю I А. Майковым в его стихотворении «Коляска»): в эстетических взглядах этих представителей помещичьей правой не случайно воскрешались давно преодоленные остальной литературой субъективно-идеалистические концепции Канта и Шеллинга: здесь снова проповедывалось напр. учение об абсолютном разрыве между художником и холодной и безучастной к его деятельности толпой. У этих поэтов были в мировой поэзии свои учителя; в современной поэзии ими по преимуществу являлись немецкие романтики, близкие им по своему политическому и эстетическому пассеизму. В не меньшей мере поэтам «чистого искусства» была близка и античная литература, творчество Анакреона, Горация, Тибулла, Овидия, притягивавшее их гармоничностью своего миросозерцания и безмятежностью своего эпикуреизма. Множество переводов и подражаний древним дали Щербина, Фет, Майков. Господствовавшим и наиболее популярным жанром их однако было лирическое стихотворение, в котором переживания поэта раскрывались на благоухающем фоне усадебных пейзажей (городская цивилизация их внимания к себе почти не привлекала).
Невозможно отрицать значительность художественного уровня этой поэзии, проялявшегося и в изысканности ее образов, и в отделанности композиции, и в мелодической структуре стиха. Но все эти бесспорные достоинства развиты в лирике «чистого искусства» за счет богатства, разнообразия, а главное - прогрессивности заключенного в ней общественного содержания. Идеология поэтов «чистого искусства» бедна и бесперспективна, иначе и не могло быть при занимавшихся всеми ими политических позициях. Этим и объяснялось достаточно слабое воздействие их на дальнейшую русскую поэзию, поскольку ее основные течения (Некрасов, Курочкян) безусловно враждебны группе Фета и Майкова. Поэты дворянской правой не создали таких эстетических ценностей, которые могли бы войти в творческий фонд классической поэзии и сохранили бы свое значение для современного читателя. Исключение составили только Фет и Тютчев, первый - художественным проникновением своим в мир природы, второй - остротой, с какой им было выражено обуревавшее его чувство распада его класса, субъективно переживавшееся им как общечеловеческий кризис сознания.